Татьяна услышала, как открылась дверь и в палату вошла полная, но не толстая женщина. Она была старше среднего возраста, с накрашенными глазами и губами. На ней был домашний халат, тапочки и белая косынка, повязанная назад, "а ля птичница". В руках женщина держала мокрую тряпку.
- Ой! - улыбнулась незнакомка, - Вы здесь! А я заходила, Вас не было... Я тут, переношу свои вещи из другой палаты сюда... У меня их так много, что я боюсь, что если всё сразу скину в сумку, то потом не разберусь, что у меня и где... Я подумала, что буду потихоньку переносить вещи из одной палаты в другую из тех мест, где они лежали в те же, только в этой палате...
- Я не возражаю, как Вам будет удобно, так и делайте, - отозвалась Татьяна, - А Вы, наверное, Наталья?
- Да, а Вы откуда знаете?
- Я уже наслышана о Вас...
- Хм?
- От Надежды...
- И что она Вам про меня рассказала?
- Она сказала, что Вы любите поговорить, и что некоторые больные и медперсонал Вас плохо переносят…
- А вы? Как Вы переносите мою болтовню?
- Нормально. У меня есть один знакомый. Он журналист по профессии. Так у него рот почти не закрывается. Я уже привыкла.
Про свою маму Таня не стала рассказывать своей едва знакомой соседке по палате. Хотя именно маме Таня была обязана своему выработанному "иммунитету" на обильные словоизлияния. Маму Татьяна была вынуждена выслушивать годами и каждый день, по несколько часов. При этом мамин словесный понос был отнюдь не из приятных... Так что милая болтовня Натальи, по сравнению со злобными монологами Таниной матери, была для Тани просто подарком Судьбы!..
- А-а-а!.. А как Вас зовут?- Татьяна.
- Очень приятно. Я вижу, калмыцкая диаспора уже ушла. Я решила за ними вытереть пыль, прежде чем положить свои вещи... - пояснила Наташа, объясняя наличие мокрой тряпки в своих руках.